Translate

четверг, 19 мая 2016 г.

Дар. 59 часть

Виктор Мирошкин
Дар. 59 часть




В кабинете сына было очень уютно, и старший Грибо потерял счет времени, поглощенный сложными размышлениями и воспоминаниями. Озабоченный чтением «черновика» и мыслями о предполагаемом долге сына, он встал с дивана и начал медленно расхаживать по комнате. Мельком взглянул на групповое фото выпускников Академии, задержался взглядом на лице сына. Подумал, что не стоит упускать из вида Академию, где учился сын.

«Мой мальчик», - мысленно обратился он к сыну, - «Уверен, если бы меня что-то мучило, я бы нашел способ добраться до источника неприятности», - спокойствие не покидало Макса, - «Энтони, а не решил ли и ты так же поступить? Сын... сын…», - старший Грибо покачал головой, словно укоряя, но тут же встрепенулся, - «Ой, а что это Ирэн говорила про его озабоченность перед отъездом... Хм, может точно решил провести встречу с сокурсниками? … Тайную…».

Макс, конечно, с юмором подумал о тайности во встрече друзей, но его тут же покоробило от проскользнувшей легкомысленности в отношении сына, – «Нет, Энтони никогда бы не позволил себе так шутить с близкими». Старик даже слегка отрицательно мотнул головой из стороны в сторону и тут же задумался о вечной нехватке времени для общения с сыном, вернее, о ложности этого чувства нехватки времени для общения. Потом подумал о всеобщей занятости, - «Вечно для счастья не хватает какой-то мелочи… Для костра не хватает пары спичек, для костюма не хватает бабочки… не хватает бензина для последней мили… Мне теперь не хватает последнего элемента головоломки…».

В тот же момент Макс понял, что еще немного, и он начнет жаловаться на жизнь самому себе. Присел на краешек дивана, снова стал рассуждать логически, - «Ладно. Имеются - друг, долги, нерадивые работники, вероятный обман и, плюс к этому, Академия. Пока это весь комплект и можно складывать пазлы?».

В ответ на заданный самому себе вопрос в голове, как назло, сразу закрутились сбивающие с толку невероятные предположения, а через пару минут постучалась в дверь Ирэн. Пришлось оторваться от размышлений.

- Да-да, что-то случилось? – отозвался Макс Грибо мягким голосом, стараясь не проявить недовольство.

- Может чаю? – проговорила голова Ирэн, робко показавшаяся в чуть приоткрытой двери, - Или кофе?

- Можно, - с улыбкой и немного растерянно согласился старший Грибо, не уточняя свой выбор, в уме продолжая цепляться за сборку пазлов, - Даже очень можно.

Несмотря на бодрый голос, Макс вдруг почувствовал некоторую усталость от плотных размышлений и внутренне согласился, что, в принципе, стоило сделать перерыв, освежить голову.

- Спускайтесь вниз, я буду ждать, - голос Ирэн прозвучал уже за дверью, которая тут же мягко закрылась.

Макс Грибо не отводил взгляд от двери, словно старался убедиться в том, что правильно догадался - женщина не хотела тревожить отца мужа, но одинокое ожидание стало ей невмоготу. Было понятно, что невестка чувствовала себя в некоторой степени негостеприимной хозяйкой и хотела загладить такую свою вину. Ему стало тепло и приятно на сердце.

Только внизу Ирэн сообразила, что не получила ответ на вопрос – чай или кофе? Поэтому выставила на стол всё необходимое для обоих вариантов. И щедро добавила к сервировке разные печенья и выпечку, которые всегда в изобилии имелись в доме для детей.

Макс не стал задерживаться.

Чай пили молча, оба думали об Энтони…

А сам виновник переполоха в семье Грибо в это время откровенно наслаждался сказочной поездкой на лошади по таинственной индейской тропе. Во всяком случае, Энтони так воспринимал сейчас своё приключение.

В голове путешественника было легко и радостно – всё же Природа могла погасить самые тягостные мысли. Как говорится, Энтони хотелось петь или, по крайней мере, говорить. Однако собеседник у него был еще тот молчун. Поглядывая на его покачивающуюся спину, Энтони никак не мог подобрать тему и стиль разговора с гигантом.

«Не молчать же всю дорогу! Как говорил отец - если у учеников нет вопросов, они не уважают учителя», - не спеша размышлял Энтони, воспринимая сейчас всех индейцев в роли своих учителей и оправдываясь, – «Ведь я же в их владениях, а не они у меня в гостях. Им есть что показать, есть чем поделиться, и надо всего лишь проявлять интерес. А для этого хорошо бы задавать вопросы, ну хотя бы надо начать разговаривать».

Однако Энтони чувствовал, что момент для общения с «учителем» еще не наступил. Посверлив взглядом спину Молимо еще какое-то время, Энтони постарался усмирить своё желание начать приставать к индейцу с любыми вопросами, хотя бы о чем-нибудь. Благоразумие подсказывало, что в нужное время причина для вопросов появится сама собой. На этом неловкость от молчания вдруг прошла.

Еще некоторое время вынужденный путешественник бездумно крутил головой, наслаждаясь пейзажами, прислушиваясь к своим ощущения наездника. Пока не вспомнил жену, а за ней и детей. Ему тут же показалось нечестным так откровенно пользоваться отдыхом на Природе без них. Особенно, пока они расстроенно пребывают в неведении насчет своего главного защитника. Раздвоенность чувств усилилась. К тому же, эту красоту очень хотелось им показать, разделить радость.

Чтобы заглушить проснувшуюся Совесть, Энтони решил начать думать о каком-нибудь деле. Например, о своей компании. Попытался, однако, плодотворно думать про свое предприятие не получалось – сразу всплывали последние досадные неудачи, которые уже нельзя было исправить, хотя подобных неудач было немного на фоне отлаженного исполнения старых, привычных заказов.

Энтони с огорчением констатировал, что уже с месяц безуспешно пытается анализировать происходящее на фирме – уж и статистику тщательно собирал-смотрел, и анкеты сотрудников читал, изучал достижения конкурентов, копался в себе, рассматривал общие тенденции в Мире, вообще цеплялся за всё, что вызывало интерес, но ничего из этого не давало чувство настоящего окрыления и не поднимало настроения до желания отдаваться этому занятию, как раньше. Внутри с некоторого времени засело что-то спокойное и холодное, почти разочарование. Еще немного и пришла бы откровенная скука. К тому же, в характере сама по себе стала проявляться непонятная надменность. Энтони ловил себя на мысли, что хочет иногда цинично насмехаться. Пока что невеселое настроение внешне не было заметно окружающим, удавалось справляться, но это было явно ненормальное состояние.

Как сын Макса Грибо, Энтони не собирался сдаваться и расслабляться, а предполагал активно бороться с апатией. Вынужденный побег из привычной жизни несколько освежил его, вернул ощущение активной жизненной позиции, проснулся неподдельный интерес ко всему происходящему вокруг.

Энтони огляделся по сторонам, пытаясь переключиться на что-то другое, визуально интересное. Но мысли повернули на семью. Какое-то тонкое чутьё подсказывало теперь, что и жена каким-то образом причастна к нехорошему мироощущению.

Но Энтони, не в первый раз подумывая о влиянии жены на свои настроения, и сейчас не смог понять, почему у него может быть хоть малейшая обида на Ирэн. Максимум, что можно было бы сейчас отнести к вине жены – это некоторая невнимательность супруги при его отъезде в командировку. К сожалению, Ирэн не захотела обсуждать друга Генри.

Энтони легко простил сейчас ее невнимательность – ведь в момент сборов она была занята какими-то делами насчет детей. Это обстоятельство безусловно оправдывало жену в глазах Энтони - он понимал и принимал врожденную первостепенную женскую заботу о детях. Никаких других причин обижаться на Ирэн у него не было. Стало даже умилительно приятно и захотелось безконечно жалеть жену, но Энтони строго удержал себя от сложных эмоциональных переживаний.

Снова поглазев по сторонам, прикинув расстояние до немного дальше обычного ускакавшего Молимо, переключился на раздумья о Генри. Снова прокрутил в голове последнюю встречу с ним. Поймал себя на мысли, что далее в этом направлении можно было бы думать только о далеком прошлом. Не стал сопротивляться...

Некоторое время помучив себя неприятными воспоминаниями об обманутых надеждах, путешественник снова принялся рассматривать окружающие природные красоты. Это было гораздо приятнее. Но тут же испытал новый укол Совести из-за того, что наслаждается единолично, без семьи, и снова начал искать дело, которое можно обдумать. Мысли, похоже, так и шли по кругу…

В какой-то момент Энтони заметил, что седло начинает изрядно кое-где натирать, и непривыкшее к таким поездкам тело уже слегка напоминало о себе. Поэтому всё больше времени приходилось тратить на постоянную смену позы, перенос центра тяжести. Поездка становилась не такой уж и приятной. Подкрадывалась усталость.

Словно почувствовав начинающиеся страдания гостя, Молимо остановил свою лошадь, слез с нее и предложил сделать то же самое гостю.

Энтони с радостью спустился на землю.

- Пять-десять минут дадим лошадям отдохнуть, - важно сказал вождь, явно показывая гостю, что не сомневается в его выносливости, хотя Энтони с видимым трудом распрямил ноги, которые ему сейчас больше напоминали ходули, не желающие сходиться вместе.

- Да, конечно, - «индеец» Энтони бодро похлопал свою лошадь по загривку, но не удержался и спросил, - Долго еще?

- Нет. Лошади донесут нас к вечеру, - спокойно ответил Молимо.

Энтони молча кивнул, несколько натужно улыбаясь, и только подумал, - «Интересно, когда, по его мнению, начинается вечер?». Затем походил перед мордой своей кобылы, незаметно разминая ноги, делая вид, что придирчиво осматривает копытное средство передвижения. После выпил воды из своей дорожной фляги, думая при этом - хочет ли он в туалет.

Еще некоторое время путешественники просто постояли молча.

Строго через десять минут Молимо, отхлебнул воды из своей фляги, ловко вскочил в седло и приглашающе посмотрел на гостя.

На этот раз Энтони удалось самому взобраться на лошадь, хотя ноги слегка не слушались. Получилось почти хорошо.

Молимо никак не отреагировал на успех гостя, только убедился, что тот в седле. После этого лошадь гиганта без видимой команды сама отправилась дальше по тропе.

Энтони двинул свою лошадь во след, огорчившись, что поговорить пока не удается. Пришла мысль, что в компании с индейцами он чувствует себя несколько неуверенно, даже глуповато. Такая мысль обожгла, вызвав всполох огня на задетой гордыни, но это нисколько не вывело Энтони из себя – он просто усмехнулся над этим огорчением. А потом философски подумал о том, как гордыня любит мгновенно создавать видимость терпящей страдания и везде стремится видеть незаслуженные унижения, - «Эго… Гордыня всегда ищет повод обидеться и под этим предлогом отдалиться от всех».


А путь продолжался…

По-прежнему испытывая неудобство от седла и угрызения Совести насчет отсутствия жены и детей в хорошем путешествии, Энтони, всё же, не мог сам не наслаждаться Природой. При этом постоянно старался думать о своих рабочих делах.

Постепенно картинка в голове прояснялась – на первое место в иерархии значимости, всё же, вставал Генри, как источник последних неприятностей. Упорно казалось, что от него приходится убегать сломя голову, почти струсив. Вдобавок на психику давило старое предательство, совершенное бывшим другом.

Поразмышляв и на тему трусости, Энтони пришел к выводу, что до сих пор поступает благоразумно. Почувствовав уверенность, представил себя на месте противника и понял, что преследование будет продолжаться до конца, - «Генри не остановится».

Эта мысль, как ни странно, вызвала прилив сил. Энтони даже посчитал, что своим походом в глушь хитро заманивает Генри в ловушку. Еще больше приободрившись, беглец стал придумывать план на случай неожиданной атаки на дальнее индейское поселение, вернее, на неизвестный дом, куда они ехали.

«А ведь можно было бы проверить намерения Генри, сообщив ему, что я здесь. Ну и скрыться в лесу. Это же проще простого», - такой план показался интересным. Оставалось обговорить его с Молимо. Энтони обрадовался, - «Вот и тема для разговора. Заодно можно будет побольше узнать про шамана и его магические возможности». Энтони почувствовал себя «на коне»...

… В это время старший Грибо, закончив чаепитие с Ирэн, лежал на диване в гостиной. Он боролся с приступами сонливости и размышлял про искомый накануне последний пазл в неразгаданной до сих пор комбинации под названием «Загадочное исчезновение сына».

На границе сна и бодрствования ему в голову вдруг забрел рассказ о’Генри «Дары волхвов». Вспомнился поступок девушки и ее возлюбленного. Макс даже вспомнил почти дословно часть текста в душевной сцене:

- Я остригла волосы и продала их, потому что я не пережила бы, если бы мне нечего было подарить тебе к рождеству… - и купила цепочку для его часов…
А он ей подарил гребни, тот самый набор гребней - один задний и два боковых, которыми Делла давно уже благоговейно любовалась в одной витрине Бродвея…
В ответном подарке она поспешно протянула ему дорогую цепочку на раскрытой ладони… к его часам, которые он уже продал ради гребней для нее…

«А что бы я отдал сейчас для любимого человека? Что у меня… для меня самое ценное?», - совершенно серьезно и глубокомысленно подумал старший Грибо. Ответа вот так вот сразу не приходило, и Макс не стал надолго заморачиваться о собственных ценностях.

«Молодец, о’Генри. Как хорошо писал», - не впервые отметил Макс. Старику безусловно нравился этот писатель.

Увлекшись, старший Грибо еще какое-то время повспоминал прочитанное у этого автора, пока не понял, что получил-таки отгадку, - «Ну, конечно же, Генри», - старик почти бодро принял сидячее положение, - «Этот молодой человек был другом моего сына, и у них случился разлад».

Макс напряг память. Однако усиленные умственные потуги не дали результата. Подробности не вспомнились. В памяти удержалось только то, что приятели расстались не просто так, Энтони заметно переживал.

Макс почти по-молодому вскочил с дивана и рванулся снова перечитывать файл под названием «черновик», боясь спугнуть удачу.

Комментариев нет:

Отправить комментарий