Виктор Мирошкин
Дар. 32 часть
Дар. 32 часть
Целый день сдержанности и игра на публику всё же сказывались.
Мысли «жестко поработать» быстро ослабли, остыли, и каменноликий офицер глубоко
вздохнул. Тут же зачерствелый орех Души сурового полисмена дал трещинку:
«Арджан, эх, Ар-р-рджан, где твоя золотая жизнь?», – и еще
раз тяжело вздохнул каменноликий, а из трещинки душевной скорлупы резанул лучик
детского воспоминания - вот отец смотрит на него и с надеждой говорит, – «Твоё
имя, сынок, выведет тебя из нищеты…», - это заклинание старик неоднократно и
однообразно повторял младшему сыну и еще при этом постоянно вещал про свои
надежды, неизменно скучно жаловался на тяжелые времена, на свою жизнь. «Арджан…»,
- хотя по замыслу родителей обладателю такого имени полагалась «золотая жизнь»,
в памяти каменноликого хранилось только про нищету и про неприятную связь
нищеты со своим именем.
- Враньё! – тихо прошипел каменноликий, имея в виду связь
своего имени с «золотой жизнью», и скорлупа его Души съёжилась, как мускулистый
мешок, захлопнув содержимое, никаких лучиков больше не пробивалось.
Да уж, мальчик Арджан прошел суровую школу и усвоил, что
слабость опасна, и только сила даёт результат, а ум даётся для ловких маневров
силы. «Романтики, которые пытались в бою оглядываться на родню и всякие
нежности - давно в могиле. Бой идет всегда, кругом противник», - так определял
своё положение на белом свете боец Арджан и неукоснительно следовал такой
установке на жизнь, считал эту истину причиной своей живучести при самых плохих
шансах. У него давно отсутствовало чувство Родины, не было теплых связей с
многочисленной роднёй. Америка – вот, по мнению Арджана, его настоящий дом и
убежище, а не Албания, где его угораздило родится, и где осталась прозябать его
семья. Дружить же он не хотел ни с кем, только сам с собой. Хотя многим
казалось, что Арджан - настоящий друг. А всё потому, что улыбка на его лице
могла иметь множество вариантов и была способна не только устрашающе пугать, но
и мило притягивать, подавая теплую надежду взаимопонимания.
Однако сейчас только кислое настроение свирепо отражалось на
физиономии офицера, и такая гримаса ужаснула проходящего мимо одного из
патрульных, который пришел в участок отметиться.
- Офицер, что случилось тако-о-ого, чего я не знаю? –
попытался пошутить патрульный, комично округляя глаза.
Арджан среагировал мгновенно - уже с детства он знал, как
обмануть противника. Хитрец проверял свои чары не один раз, располагая к себе
показной дружелюбностью и якобы открытой наивностью, используя только мимику
лица. Вот и сейчас его лицо смимикрировало под нечто доброе почти рефлекторно,
несмотря на то, что панибратское обращение патрульного к старшему по рангу
вовсе не понравилось Арджану - каменноликий мгновенно превратился в милого
недотёпу и почти по-домашнему пожаловался:
- Пока я в командировке, жена не выходит из головы. Как она
там?
- Так ночь же на дворе и думы соответствующие, - попытался
тут же поддержать коллегу добродушный патрульный и шире одарил «несчастного»
своей открытой улыбкой.
- Ты прав, утро развеет сомнения, - мелко закивал Арджан,
разглаживая лицо в счастливую благодарную улыбку, и тут же, отворачиваясь,
уверенно завершил разговор, мило пожелав, - Успеха, дружище!
Патрульный, не заметив, что над ним издеваются, с чувством
корпоративного единения и внутренне похваливая себя за вовремя оказанную психологическую
помощь коллеге, удалился по своим делам.
Арджану стало скучно. По серьёзному такое уникальное умение
мгновенно перевоплощаться пригодилось ему пока только в югославском Косово, где
пришлось поработать «артистом», как окрестил его «руководитель станции»
(старший в разведкоманде США – прим. автора). Там его ловкое умение
контролировать своё лицо не раз обманывало не очень-то и доверчивых сербских
военных, вызывая по обстоятельствам - то жалость, то умиление, но неизменно
доверие…
«Кажется, они тут все
совершенно простые в отношениях между собой», - подумал каменноликий о
коллективе участка, решив далее не расслабляться и контролировать свои эмоции. Теперь
его лицо приняло вид маски мудрости, как у древнего истукана – такой неживой
вид оно принимало всегда в спокойном состоянии, и только глаза оставались
немного живыми и внимательными – в них чувствовалась внутренняя сила. Однако,
если взгляд Арджана вдруг мутнел, лицо его приобретало вид маски жестокого,
карающего существа. Сейчас глаза подавали признаки жизни, и он выглядел важным
руководителем с непробиваемо-официальным лицом большого чиновника.
Мастер уловок понимал, что дела не идут. И как всегда в
минуты затруднений ему захотелось вспомнить особо приятные времена. Как,
например, с удовольствием и успешно устраивал «капканы» для сербов, к которым,
как ни странно, при всей жестокости конфликта не испытывал особой ненависти, но
уничтожал с радостью, впоследствии неизменно отмечая, что это были «славные дела».
И Косово считал албанским заслуженно, отвоеванным у сербов честно, в том числе
и его усилиями.
Память уже готова была раскрыть «альбом с фотографиями», но каменноликий
быстро отогнал соблазн мысленно посмаковать былые успешные дела и снова
сосредоточился на мексиканце в камере, стал не спеша прикидывать варианты
возможных пыток. Причем ответы несчастного были бы сначала не важны, главное –
увидеть, что «фасоль» созрела и из нее можно готовить любое блюдо...
Это тоже было приятное занятие, но вскоре Арджан понял, что
снова занимается не тем, чем следовало - увлёкся чем-то вроде компьютерной игры
с собственным воображением. Причем неожиданно почувствовал себя озабоченным жестокостью
нереализованным подростком. Он недовольно хмыкнул, подумав о деле в третьем
лице, - «До утра оно, конечно, еще терпит, но пора подумать о том… м-м, что уже
удалось узнать, и прикинуть, что красиво положить старшему на стол… чтобы не
выглядеть идиотом…».
И тут же, как обычно перед началом любого важного анализа, Арджан
с силой потер ладони, закрыл лицо руками и облокотился на стол, расслабился - надо
было отключить себя минут на десять-пятнадцать, как учили когда-то в
спецучилище…
В первый же момент расслабления стало обидно за себя – ведь столько
сил сегодня потрачено, а всё мимо. Потом снова не к месту вспомнился несчастный
отец. Арджан не испытывал к нему благодарности, но всё же частично отдавал дань
уважения хотя бы за один верный ход с его стороны - когда-то отец организовал
юному Арджану туристическую путевку в социалистическую ГДР, невольно тем самым определив
его дальнейшую жизнь, ведь обратно сын предпочёл не возвращаться – «хорошие
люди» предложили юноше неожиданно много денег, «золотую жизнь», которую он так давно
ожидал получить от Судьбы. Парня переправили сначала в ФРГ, а потом и в Америку.
Арджан никогда не любил политику, хотя немного знал от отца,
что дед симпатизировал каким-то баллистам-антикоммунистам, но не интересовался
подробностями. Как потом оказалось, именно эта тонкость в политических
предпочтениях деда и помогла ему неплохо устроиться в жизни – внуку старого
«героя демократического сопротивления», как ему объяснили в спецучилище, особое
уважение. Арджан до сих пор удивлялся, откуда «хорошие люди» знали такие
подробности про его скромную семью, но всегда благоразумно опасался
расспрашивать опасных людей, а опасность он чуял сразу.
Еще Арджан всегда знал, что отец втайне «болел за ту же
команду» антикоммунистов, что и дед, но папочка об этом помалкивал и
предпочитал быть, как говорится, «и вашим и нашим», оставаясь в Албании вполне
уважаемым человеком при любых правителях, а его улыбчиво-добродушное лицо,
совсем, как у сына, внушало веру в искренние чувства, подтверждая правило, что яблоко
от яблони не далеко падает.
Не любя политику, Арджан активно ничего не хотел и понимать
в ней. Даже несмотря на учебу в школе и хорошие оценки. В душе предпочитал
быть, как папа – просто работать на того, кто больше платит и не выпячивать
свои истинные пристрастия.
«Пожалуй, еще за одно деяние можно похвалить отца», – подумалось
Арджану, - «Старик убедил добросовестно учить немецкий язык, как условие
будущей сладкой жизни». Вспомнилось, как старательно учил чужие слова, с
удовлетворением отметив, что не напрасно. Он и в спецучилище потом штудировал английский
с не меньшим рвением, помня отцовский наказ. На то, что касалось личного
успеха, он не жалел сил…
Мутная от усталости и желания спать голова слегка
«отпустила», и Арджана накрыла полудрёма…
Он провёл в состоянии полусна на стуле перед монитором ровно
пятнадцать минут, и его торкнула мысль, что «рядом неведомая опасность, надо
непременно оглядеться» – жёсткий, однако, приём для подсознания, чтобы
разбудить владельца тела в нужное время. Арджан натренировал специально именно
такой вариант «будильника» для возвращения из лимитированного отдыха, был
вполне доволен его действенностью, хотя мог бы и послабее выбрать будильник –
например, «скоро ехать, опаздываю на самолет или на поезд». Такой жесткий
«будильник» прижился еще со времен тренировок в спецучилище в особом месте США,
куда он попал после побега из семьи и Албании через ГДР и ФРГ с помощью «добрых
людей».
Открыв глаза в поисках мнимой опасности и быстро вернувшись
в сознание, поднял голову и жестко протер лицо в определенной
последовательности, сделал сильный массаж кистей рук - почувствовал себя
бодрее. Стакан минералки освежил изнутри. Быстро сбегал в туалет и с
удовольствием ополоснул лицо. Теперь он был готов к анализу.
Пристально гладя сквозь монитор на продолжающего спать
мексиканца, каменноликий начал прокручивать в голове сцену прошедшего вечером
допроса, стараясь сравнивать возникающие сейчас сиюминутные впечатления с теми,
что были тогда, в процессе допроса...
Они были втроем – он, мексиканец и дежурный офицер. Наличие
адвоката не требовалось в обязательном порядке, да и сам мексиканец не захотел,
убежденный, что так будет лучше для него самого - бедолага испытывал внушенное
ему чувство вины перед полицейскими, постоянно подпитываемый надеждой, что всё
еще можно замять при его хорошем поведении.
Дежурный офицер, приглашенный каменноликим для проформы, был
в некоторой прострации и пытался понять, что происходит, сильно уважая непонятную
ему серьёзную работу коллеги.
А невидимая для других задача Арджана была в том, чтобы
вычленить тот момент, когда смартфон разыскиваемого объекта попал к мексиканцу,
но вся беда была в том, что допрашиваемый упорно обходил этот момент. Причем,
было не понятно – делает ли он это нарочно или добросовестно не в курсе. Зная о
своих способностях создавать ложное впечатление, Арджан допускал, что таким же
лицедеем мог быть любой. Ну, а «дети нашли телефон в машине» звучало вообще
удивительно издевательски.
Чтобы поймать на неточностях, пришлось несколько раз, через
каждый час, заставлять мексиканца на бумаге записывать всё, что он делал в тот
день, в прямой последовательности и без любых временных пропусков. А в
промежутках между писаниной надо было снова и снова внимательно слушать его
рассказ об этом же. Арджан был опытным следователем - этому он тоже был хорошо
обучен, и неоднократно переключал внимание мексиканца на дружескую беседу о
терзающих его проблемах, умело сочувствовал горю с его женой, обещал проследить
участь его детей. Но ничего не помогало расшатать упрямого простака.
Надо сказать, что корочки «Управления
по борьбе с наркотиками» было по-настоящему хорошим прикрытием, обычно это действовало
на всех достаточно устрашающе, причастность к такой организации давала Арджану
возможность не только легко найти общий язык с местным полицейским начальством,
но и высоко поднимала значимость каменноликого в глазах обычных полисменов
этого участка. В свою очередь подчеркнутое уважение полицейских к каменноликому
сбивало с толку мексиканца - он чувствовал, что его «ведёт» очень важный
сотрудник безопасности страны, который теряет своё драгоценное время на него не
зря, а по какой-то веской причине.
К тому же, каменноликий нарочно вскользь упомянул, что все
должны иметь в виду - относительно недавно «Управление по борьбе с наркотиками»
было преобразовано в глобальную разведывательную организацию. По сути, этот
факт ставил их сотрудников в разряд почти неприкасаемых и, кстати, такая
реорганизация окончательно определила официальное место работы «надежного
парня» Арджана.
Дополнительный намек на то, что мексиканец
имеет связи с Родиной, где штаты неоднократно проводили операции против
наркодельцов, придавал очень высокий статус «беседе». В общем, все поддались давлению
каменноликого и безпрекословно следовали проводимой им линии.
«Здорово у меня получается», -
удовлетворённо отметил Арджан, - «Все вместе недотёпы
думают, что ведётся крупное дело в тему угрожающего стране международного
наркотрафика»,- он чуть улыбнулся, - «О, как мексиканец старался и почти
даже не капризничал, явно испуганный намеками про большой срок, а зачитка ему
вслух побочных статей закона, в которых он тоже, якобы, подозревается,
приводила дурачка в заметный трепет… Но всё же не отвлекаемся на созданный фон
операции…».
Через некоторое время Арджан подвел первый
итог - в результате упорной работы хоть сейчас он мог наизусть пересказать
своему старшему поминутно про весь «день катастрофы», как удачно обозвал сам
мексиканец свой прожитый в мучениях день. Но, несомненно, стоило и
порепетировать. Арджан прикрыл глаза и начал мысленный доклад.
Постепенно, в процессе мысленного
пересказа, он стал смотреть на излагаемое глазами мексиканца и неожиданно
заметил, что «парню» ведь может и вправду ни за что приходится страдать за
подброшенный телефон. Жалости это не вызвало, скорее злость за то, что тупица
не может объяснить, в какой момент отвлекся и оставил кабину без присмотра,
хотя утверждает, что всегда следил за машиной, а если кого-то подвозил, то не
спускал глаз с пассажиров.
Арджан вжился в роль мексиканца, - «В тот
день я дважды вез попутчиков. Один раз молодую парочку и второй раз местного
хозяина маленького магазина, соседа, которого с утра периодически доставляю к
его работе… делаю это не часто – в таких случаях сосед по ходу перевозит в
магазин что-то громоздкое и сам возиться с этим не хочет. Еще дважды выполнял
заказы по доставке за пределы Нолэнда, один раз случайно подработал в
пригороде. В кабину при этом один раз садился мужчина, но он был пожилой и не
подходил под описание. Пару раз еще просили подвезти, но не довелось. В кабину
эти не садились. Один раз - пьяница, другой раз - просили ехать не по пути. Ну
и еще раз ваши…», - Арджан чуть сбился, - «Наши просили подбросить груз в
неудобное место, но получили отказ, - «Ну, про это и так уже известно от наших
же в фургоне «Экспресс перевозки». Вот и всё».
Арджан почувствовал, что не сможет сам
ухватить ниточку, но также почувствовал, что она уже есть. Это вселило надежду,
что честно выполненная работа всё же будет оценена старшим, и готовился
показательно унизиться перед начальником, признавая, что не в силах понять собранный
материал без помощи умных людей, таких, как он - старший. На этой мысли Арджан
перестал размышлять, словно выключил прибор в голове, и отправился в комнату
отдыха.
Таким образом вся погоня прекратилась, и до
утра все «гончие», брошенные Генри Вилдингом за Энтони Грибо, пребывали в
полном составе во сне.
А вот в команде «зайца» спали не все. Макс
Грибо, отец Энтони, расположившись на ночлег в гостевой комнате дома сына, уснуть
никак не мог. И не потому, что мучился безсонницей, а потому, что не мог спокойно
спать, не имея плана действий, когда рядом чувствуется непонятная темная угроза
и не имеется никакого ощущения пути просветления, а главное - не было ясно,
какого рода силы брошены мешать им спокойно жить.
Продолжение - http://victormiroshkin.blogspot.ru/2016/04/33.html
Комментариев нет:
Отправить комментарий