Виктор Мирошкин
Дар. 58 часть
Дар. 58 часть
Подходящая информация, словно издеваясь, была спрятана на
самом видном месте – на «рабочем столе» в одной из папок, но физически
хранящейся на последнем диске. Ярлык папки имел малопривлекательное название –
«хлам», и к ней Макс, из-за названия, обратился почти в конце поисков, когда
уже немного устал. И сразу же даже первоначальный беглый просмотр большого
списка этой файлопомойки дал результат. Усталость, к счастью, не помешала
пытливому взгляду заприметить простой текстовый файл под названием – «черновик».
Сработало автоматическое профессиональное чутьё на возможный тайник, ведь там
вполне могли оказаться наброски различных планов Энтони.
Немедленно открыв этот «черновик», Макс Грибо сразу понял –
это «оно самое». Пролистал текст, особо не вчитываясь.
По принципу оформления страниц, записи были очень похожи на
дневник. По логике, верхние строки отражали последние мысли сына. И, судя по
дате создания файла, он был отредактирован в день отъезда сына в командировку,
т.е., по крайней мере, первые строки были самыми свежими. Если только последние
исправления не были сделаны в другом месте файла – такое тоже можно было предположить.
Внимательное чтение сверху вниз создавало впечатление
отматывания времени в обратном направлении, и Максу даже как бы слышался монолог
Энтони. Отец только сейчас по-настоящему почувствовал потерю сына и ощутил
тихое жжение в груди.
Глубоко вздохнув, Макс Грибо постарался погасить готовое
вспыхнуть внутреннее пламя, и ему сразу же удалось успокоить себя. Снова
глубоко вздохнув и с силой протерев глаза, искатель продолжил внимательное
чтение.
По существу, почти весь текст выглядел мозаикой хаотичных
памяток по различным событиям, присутствовали куски мыслей по поводу каких-то
работ, обрывки расчетов. «Видимо, Энтони пристрастился записывать даже
мимолетные идеи в файл, как в блокнот. Интересно, почему не на планшет…», - подумал
Макс, - «Может это копия? Тогда, скорее всего, у него должен быть похожий файл
в планшете. Ведь не таскал же он повсюду этот тяжелый компьютер? И уж точно не
может быть, чтобы Энтони тщательно запоминал разные важные мысли, а потом при
каждом удобном случае записывал их сюда, в файл компьютера… А еще интереснее –
нет ли у файла в компьютере синхронизации с таким же файлом в планшете? Что
будет, если я изменю этот файл здесь? Может тогда новая версия текста
автоматически пойдет через интернет на планшет Энтони?», - Макс не слишком
разбирался в новых компьютерных технологиях, но по возможности отслеживал
появляющиеся удобные дополнения к жизни и в этой области.
Не откладывая, он написал в верхней строке «черновика» – «Попытаться
сказать отцу, что думаю делать». Закрыл файл с сохранением. Однако, немного поразмышляв,
решил, что эти надежды настроить быструю прямую связь с сыном, скорее всего, из
разряда фантастики, - «Просто сейчас сильно хочется в это поверить...».
С сожалением отказавшись от этой затеи, но продолжая думать
в том же направлении, предположил, что логичнее для синхронизации файлов использовать
близкую связь между компьютером и планшетом, скорее всего, через «блютуз», - «Парень
приходил домой и синхронизировал данные. Вполне удобно».
Дополнительно огорченный тем, что так просто обратиться к
сыну через «черновик» не получится, Макс снова обратился к этому текстовому
файлу и начал читать с начала. При этом, всё же, не стер свою добавленную
строчку.
Дочитав примерно до середины, остановился и, закрыв глаза,
попытался осмыслить, прочувствовать общее впечатление от прочитанного. Очень
быстро понял, что сын последнее время находился в некотором тупике. И чем
больше Макс стал размышлять об этом, тем больше склонялся к тому, что Энтони не
совсем понимал, что с ним происходит, поэтому заметно «разбрасывался».
Например, в записях вспоминал эпизоды своего обучения, писал о том, что надо бы
почитать, освежить знания про основы химии с точки зрения разных авторов и тут
же, вперемежку, достаточно сильно безпокоился о судьбе своей компании.
Макс с удивлением заметил, что, судя по общему настроению
записей, сыну не нравился темп развития фирмы. Якобы все работники немного
притормозились, у всех притупились ориентиры, при этом отраженные в черновике
попытки Энтони найти новое интересное направление не блистали, с точки зрения
Макса, оригинальностью. Да и сам Энтони был явно слегка разочарован собой, судя
по нервным зачеркиваниям и комментариям на свои же идеи вроде слова «ерунда». Максу
подумалось, что сын был недоволен больше всего собственным топтанием на месте, в
укор самому себе вставлял даже какие-то юношеские воспоминания с примерами
бывшего энтузиазма.
«Однако, он молодец, не сдавался на милость настроениям,
упорно анализировал», - с живым удовлетворением учителя отметил старший Грибо, немного
возбужденный чтением черновика, - «Жаль, не с чем сравнить… как он раньше-то
вел подобные записи? Этот файл ведется не более месяца или чуть более… Хм, похоже,
что Энтони последнее время просто накапливал обрывочные мысли и пытался
систематизировать свои старые и новые впечатления, осмысливая свои… желания,
наверное…». В этот момент Максу пришло на ум образно сравнить положение сына с неким
надежным мотором, который в конце концов выработал предыдущий ресурс, а простой
ремонт с восстановлением до прежнего состояния уже принципиально не устраивал. При
этом и на новую качественную модернизацию мотора пока не хватало ни сил, ни
знаний, ни решительности.
«А всё же мне приятно, что хныкать от безсилия Энтони уж
точно не собирался, хотя мог бы и ко мне обратиться со своими сомнениями. Или
может я этого не заметил?», - Макс оторопел от такой мысли, пытаясь восстановить
в памяти последние разговоры с сыном.
Не припомнив следов неуверенности в речах Энтони или
показной бравады в таких случаях, почувствовал себя виноватым и обиженным
одновременно. Словно сын просто проигнорировал важность отца в своей жизни. Тут
же ощутил легкие симптомы странного «зависания» и невольно глубоко задумался на
отвлеченные темы.
Через некоторое время логика подсказала, что это неуверенность
мешает сдвинуться с места в нужном направлении.
Макс сознательно зациклился на этом ощущении неуверенности, попытался
восстановить в памяти прошлые свои реакции в похожие моменты, когда терялось устойчивое
состояние. Ему сейчас захотелось повторить состояние неуверенности сына,
которое он почувствовал от чтения «черновика».
Для скорости начал логическое размышление, - «А ведь я должен
хорошо помнить, как такое случалось со мной, когда внезапно понимаешь, что
прежние приятели больше не устраивают в полной мере, скучно в их кругу, но при
этом ничего другого взамен привычной жизни еще даже не представляешь», - настраивал
себя Макс, - «Странное состояние, почти разочарование... нет, это настоящее
разочарование… например, после предательства одного из друзей, и когда
остальная компания не поддержит…», - Макс начал припоминать похожее из юности,
- «И почти мгновенно стало ясно, что мы не понимаем друг друга, сразу стали разными.
Вернее, мы всегда были разными, но предпочитали не замечать до критической
ситуации…. И что же я, такой умный, сделал тогда?».
Решительно встав с компьютерного кресла, Макс Грибо пересел
на диван и удобно откинулся на спинку, закрыл глаза. Хотелось с комфортом погрузиться
в воспоминания и собственные ощущения того времени. Моделирование ситуации
могло подсказать не только мотивы поведения сына, но и варианты его шагов.
«Да уж, я точно знаю - такое было со мной не один раз, а
дважды… если не трижды», - Макс подстегнул себя сходу подобрать нужный пример
из молодости. Но быстро настроиться не получилось. Тогда он попытался
вспомнить, с чего начинался путь в это некомфортное состояние, общую ошибку. И
пока еще не выбрав из памяти подходящий случай, стал помогать себе, рассуждая абстрактно,
как бы рисуя эскиз ситуации, - «Вот всё идет и идёт себе хорошо и приятно -
накатанные дорожки, привычные желания, предсказуемые последствия, стабильное
окружение, и мечта висит путеводной звездой перед глазами… И вдруг – хлоп! Я не
я, или всё стало другим? … Ну, конечно же, первое, что приходит в голову – это споры
из-за девушек, несчастная любовь… и тогда хочется бежать от всего подальше… Ну
нет, это не наш вариант, тут для Энтони всё просто… вернее, это не главное…».
Позволив себе отвлечься, некоторое время Макс мысленно
спорил сам с собой по поводу значимости женщин в вопросе способности сведения
мужчин с привычного, вернее, с правильного пути, еще точнее - с ума. Нисколько
не умаляя мощность влияния этого милого фактора на логический мужской
миропорядок, всё же пришел в очередной раз к выводу, что мужчина может только
единожды с энтузиазмом отправиться в крутое пике из-за женщины. Но одновременно
допускал, что особо «одаренных» мужчин можно пускать под откос не один раз.
Коротко поразмышляв о милых бестиях, Макс еще раз примерил женскую
атаку на сына и убедил себя - по большому счету, его сын Энтони однозначно не
подходит под категорию «сбитого летчика». Также старику совсем не верилось, что
Ирэн совершенно скрытно от всех запилила Энтони до потери удачливой уверенности,
хотя факт неуверенности так отчетливо сквозил в прочитанном файле под названием
«черновик». Всё же, Макс Грибо без лишней скромности и сейчас придерживался
мнения, что данное им сыну правильное, выверенное воспитание делало Энтони
достаточно устойчивым к женским атакам. По той же причине не верилось и в
любовниц у сына. Ирэн тоже не давала повода усомниться в ее верности.
Закрыв тему женщин и вернувшись к попыткам вспомнить
собственный опыт погружения в неуверенность, Макс совершенно беззлобно, скорее
с юмором, посетовал, что его отец не смог в своё время донести до него некоторые
нюансы жизни, которые пришлось добирать методом биения в стенку собственным
лбом. При упоминании отца Максу захотелось погрузиться в воспоминания о давно
умерших родителях, потянуло мысленно увидеть свою много вынесшую в жизни семью иммигрантов,
но он сейчас же пресёк это желание. Хотя и с трудом.
Далее, размышляя о собственных резких переменах в жизни, не
сразу сообразил, что снова отвлёкся, припоминая свой личный опыт, ища сейчас
оправдание некоторым поступкам, пытаясь подробно рассматривать причины своего
поведения вместо поиска примеров входа в состояние неуверенности и вариантов
выхода из подобных кризисов. То есть получалось невольное сваливание в свои
собственные неразрешенные, нерассмотренные до сих пор проблемы,
законсервированные, еще не осмысленные старые грехи.
Неожиданно оказалось, что под влиянием нерадостного
происшествия с сыном Макс сейчас вдруг обрел способность подробно, с нюансами, припоминать
некоторые моменты своего давно забытого прошлого - то, что уже давно не
вспоминалось. Это сильно удивило старшего Грибо. До некоторой степени Макс
растерялся – ему не хотелось снова надолго забыть свои неожиданно всплывшие из
глубин памяти, тревожившие подсознание грешки, предстающие теперь в виде
незавершенных дел. А с другой стороны – сейчас было важнее понять то, что
произошло с сыном.
Макс встал с дивана и взял со стола блокнот с карандашом,
намереваясь делать заметки по ходу размышлений, вернулся на диван, закинул ногу
на ногу, удобно расположил блокнот на колене, словно собрался брать интервью у
самого себя. Однако быстро проведенный маневр со вставанием за блокнотом будто
выплеснул его из реки воспоминаний – теперь ничего из хорошо забытого прошлого
не хотело являться. Более того, даже то, что мелькнуло неясной тенью, ушло
обратно в область забытого, словно сон растаял при попытке его запомнить.
Недовольно поморщившись, Макс снова откинулся назад на спинку дивана, закрыл глаза и
расслабился, не думая ни о чем. Это помогло. Сразу вспомнилось, как в юном виде
пришлось по твердой рекомендации отца покинуть обжитое место, друзей, девушку,
отправившись на учебу в город Куантико…
Нельзя
сказать, что отъезд оказался полным сюрпризом, и что к этому он не готовился
заранее, но ощущение выпадения из гнезда осталось в памяти навсегда. Академия
ФБР впервые серьёзно разделила его жизнь на «до» и «после». Особенно тогда
почему-то огорчал разрыв с друзьями и гораздо больше, чем с девушкой. Прислушавшись
к тому забытому ощущению, Макс всё же пришел к выводу, что с Энтони и этот
вариант сейчас не стыкуется.
«Эх, не зря же мне всё это припомнилось», - подумал старый
разведчик, обращаясь к своей интуиции, и, как говорится, седьмым чувством понял,
что не зря. Тут же мысли побежали в новом направлении сами собой, - «Интересно…
отец посоветовал – я пошел служить стране, я посоветовал – Энтони пошел так же…
А моему отцу кто посоветовал стать юристом? Его отец? Дед для таких советов не
был сильно образованным. Простой человек. И к тому же, откуда у нас это
стремление служить стране? Или народу?».
Вопрос остался без ответа. Однако вспомнились обрывки
рассказов отца, и Макс позволил себе и эти воспоминания…
«… Семья деда жила в Аргентине до второй Мировой войны, и
были они там иммигрантами, приехавшими из России. Кажется, по решению общины, в
возрасте подростка мой будущий отец отправился на учебу в столицу, Буэнос-Айрес.
Ну да, не дед так решил, а община. Хотя, дед был только рад этому. Отцу
предназначалось Судьбой стать юристом, чтобы заниматься впоследствии делами
своей общины, защищать ее интересы. Как же смешно отец шутил на тему своего
принудительного образования по коллективному решению и по резолюции собрания»,
- Макс улыбнулся, - «Очевидно, в тот момент, когда отец был выбран в юристы, он
действительно не знал, радоваться ли этому факту или нет… в рассказах об этом
всегда утверждал, что и не думал сопротивляться обществу, а послушно отбыл по
месту назначения и благополучно стал хорошим юристом, проникшись идеей важности
своей учебы для будущей хорошей жизни многих близких людей... Только вот община
просуществовала в задуманном виде не долго. Бурные события в Мире отражались на
настроениях общинников. Пришлось деду с семьей перейти из одной общины в
другую. Для этого, кажется, пришлось много выплатить в счет долга или
компенсации старой общине за обучение».
Макс напряг память, припоминая размер выплаты, но не смог
вспомнить, - «Ах, да, о сумме отец не говорил, а при прямых вопросах вместо
суммы обязательно поднимал подбородок и выразительно цокал языком в знак
неопределенно большой величины», - Макс тоже похоже прицокнул, подражая отцу.
Еще Макс припомнил, как отец сетовал на политиков и политику,
которая постоянно вмешивалась в жизнь простых людей. Одинаково думал и дед.
Память подбрасывала всё новые подробности.
Незадолго перед второй мировой войной сильно постаревший дед
Макса Грибо отпустил своего сына искать счастье в США, в самой стабильной и
перспективной, на его взгляд, стране. При констатации этого события Макс вдруг
вспомнил, как отец жаловался на не проходящую душевную боль. Особую в гамме
различных ощущений при адаптации его в новой стране. Как он жаловался на острое
чувство потери, говорил, что у него словно оборвалась пуповина.
Макс хорошо знал эту тему, много читал, изучал по долгу
службы и даже использовал это сильное чувство у других людей в своей работе –
его хорошо обучили в Академии. А сейчас в очередной раз сделал вывод, - «Наверное,
после переезда в штаты у отца было много веселого и хорошего, но в Душе у него постоянно
сидело очень сильное чувство, сродное ране от удара предательства. Это
ностальгия - чувство досады на всю несправедливость Мира за потерю связи с
Родиной. Чувство обиды было отцом не побеждено, и оно просто висело где-то в
глубине, изредка всплывая китом, занимающим всю поверхность озера Души».
Макс вдруг порадовался придуманному художественному образу,
но не надолго и продолжил размышления, - «И хотя отъезд отца из Аргентины был
просто продолжением эмиграции из России, второй исход из обжитого места, всё же,
жёг Душу отца сильнее». Внезапно Макс понял, – «Скорее всего, страдания отца
были усилены тем, что он не смог перевезти к себе в штаты родителей. Видимо,
дал себе скрытое обещание сделать это обязательно и винил себя, что не
получилось исполнить долг - родители умерли, так и не дождавшись, когда сын
разбогатеет, чтобы пригласить к себе».
Макс записал в блокноте – «обида отца на общину и родителей»,
зачеркнул и написал снова – «невыполненный долг перед родителями». Взглянул на
записанное и при этом почувствовал неприятие. Снова зачеркнул и написал
предыдущую фразу – «обида отца на общину и родителей». И сразу почувствовал
некоторое облегчение, как будто кто-то невидимый перестал давить, одобрив ход его
мысли, поверил, что вопрос обязательно будет рассмотрен правильно.
Еще немного подумав, Макс дописал ниже – «моя обида на
родителей». Еще ниже – «моя обида на сына». Закрыв глаза, расслабился и
попытался снова ни о чем не думать, прислушиваясь к самостоятельно приходящим
мыслям.
«Мы помним тех, кому должны…», - эта мудрая фраза,
сложившаяся в голове, очень понравилась. Макс открыл глаза, смутно припоминая,
что Энтони написал в файле своего черновика что-то в том же духе.
- Неужели старый…– не удержавшись, вслух начал Макс, но
спохватился и закончил предложение уже мысленно, - «… долг стал причиной?».
Старший Грибо принялся читать файл черновика опять с начала.
Вскоре нашел нужные строки. Энтони записал – «Какие долги еще не отдал? Зачем я
это помню?». При первом чтении эта фраза выглядела памяткой для оплаты счета
или заданием порыться в забытых долговых расписках. Однако предыдущая по
времени запись в файле была, кажется, связана с этой последующей фразой. Макс
вчитался в абзац о плане какого-то разговора со своими работниками по поводу
невыполненного в срок заказа. Там в конце была фраза – «ловчат, как друг». А
уже через какое-то время Энтони записал выше – «Какие долги еще не отдал? Зачем
я это помню?».
Макс почувствовал, что отгадка рядом. В голове сам собой
возник вопрос, - «Однако, в какой связке между собой находятся понятия - друг,
долги, нерадивые работники и вероятный обман?».
Отгадывание этой головоломки показалось розыском ключа к
пониманию исчезновения Энтони.
Продолжение - http://victormiroshkin.blogspot.ru/2016/05/59.html
Комментариев нет:
Отправить комментарий